Особо одарённая особа. Дилогия. - Страница 172

172

— Ананасы в шампанском не желаете? — спросил бывший волк, посмотрел на наши лица и вздохнул: — Ну и дремучие же вы, девки, даже что такое ананасы не знаете!

— Мы не знаем, что такое шампанское! — с обидой сказала Алия.

Молодец хохотнул, подсел к смутившейся деве и, склонившись к ней, проникновенно сказал:

— Вот ананас. — Он взял с блюда желтый кружок. — А это шампанское. — Молодец налил в бокал какой-то шипучий напиток, а затем плюхнул в него кружочек ананаса. — Получились ананасы в шампанском.

Алия отпила глоток и как-то глупо хихикнула, зарумянилась, а Лейя стала меня в бок локтем тыкать и жестами показывать, мол, ты видишь, куда дело-то идет? Я видела и то, какими глазами волк смотрел на Алию, и то, что девица поплыла, как масло на сковороде.

— Тоже мне валькирия, — пробормотала я. — Стоило увидеть симпатичного мужика, и все… — А в книжке про вас все-все правда? — громко спросила я, прерывая хихиканье Лейи и воркование парочки.

Волк хитро прищурился, глядя то на меня с Лейей, то на Алию; после таких взглядов на Акулину Порфирьевну Рогач обычно выставлял нас с постоялого двора, приговаривая:

— И чего это вы, девицы, в четырех стенах сидите, шли бы, погуляли часок-другой.

А нахальная Лейя еще и медяк на пряник умудрялась выклянчить у жадного до денег кладовщика. Вот и сейчас я почувствовала, что меня с мавкой хотят выставить за порог, но то ли душа у серого была шире, чем у кладовщика, то ли не был он уверен, что богатырка не кинется вслед за нами, но он встал, поправил кушак, приосанился, покосился на Алию и, проказливо хмыкнув, сказал:

— А вот сейчас сами и проверите.

Перевернулся через голову, став снова огромным волчищей, и не успели мы крикнуть «Нет!», как все трое оказались на его спине, только теперь первой сидела Алия и ласково трепала его за ушки. Лейя высунулась у меня из-за плеча, затрясла головой, как припадочная, кивая на Алию: мол, у подруги последнее соображение отшибло.

Помчался волк не к выходу, а в глубь пещеры, которая раздавалась вширь и в высоту, пока не оборвалась просторным выходом. Мы взвизгнули, потому что внизу была пропасть, а еще лето, солнце и океан — безбрежная синь резанула по сердцу. Нас с Лейей возмущало только восторженное уханье Алии, когда Серый Волк принялся прыгать со скалы на скалу.

— Разухалась, как филин, — проворчала Лейя мне на ухо, я ткнула ее локтем в ребра, мол, помолчи, а то как бы этот серый ухарь не скинул нас со спины.

Так мы и скакали на волке, строя друг другу страшные глаза.

Только Алия блаженной дурочкой запрокидывала голову, подставляя ветру лицо, да покрепче сжимала ногами бока волка.

— Где это мы? — спросила я, и волк пояснил, что это тридевятое царство, тридесятое государство. Тут глаза Алии загорелись алчным блеском, и она спросила:

— А не тут ли конь златогривый у царя Афрона?

— А то ж! — хохотнул Серый Волк, стрелой метнулся вниз, мелькнули поля, леса, реки, городки.

И встали мы прямо посреди стольного града в царском тереме, только на заднем дворе. Все золоченое, разукрашенное, народ бегал богато одетый, даже конюх с вилами — в парчовых одеждах.

— Ну, — толкнул Алию Серый Волк, — иди.

Лаквиллка растерялась:

— Куда?!

— Дак на конюшню же! — сделал круглые глаза Серый Волк. — Сейчас у царя пир, конем он начнет хвастаться только вечером, чтобы показать, как грива золотом горит.

— И что?! — все еще не понимая, но делая робкие шаги к конюшне, спросила Алия.

— А мы к тому времени его уже вернем, — подмигнув, ответил Серый Волк. Алия со всех ног рванула к конюшне, а я вспомнила и заорала ей вслед:

— Только ты уздечку не трогай! — Но было уже поздно. На конюшне заржали, колокола забили, стража закричала:

— Воры!

Мы с Лейей завизжали, а из конюшни на златогривом красавце вылетела Алия. Конь крутанулся по двору, присел на задние ноги и вдруг скакнул в небо, а следом за ним и мы на Сером Волке. Было жутко и весело, будто снова выбрался на свободу камень сновидений.

Вернулись мы чуть ли не за полночь, веселые, сытые и пьяные.

Трудней всего было проволочь коня сквозь нору и оторвать Алию от волка, пьяненькая богатырка оказалась на удивление цепкой, а волк на редкость коварным, все гундел ей что-то на ухо, наверняка всякие глупости.

Я предлагала пробраться в свою комнату тихонечко, как мышки, но от ржания проклятого коня с деревьев сыпался снег, Лейя безудержно хихикала, рассказывая, какие глаза были у Велия и Аэрона, когда мы на Сером Волке пролетали мимо них. Я шикала на мавку, на судорожно всхлипывающую Алию, на коня, на трепыхавшуюся за пазухой жар-птицу, все порывавшуюся заорать дурным голосом. И потому как-то не заметила делегацию, встречавшую нас на крыльце.

Лейя, задрав голову, запрыгала как полоумная, размахивая руками над головой. Молодильные яблоки, которые она держала, прижав к груди, рассыпались по снегу. Я присела и, придерживая одной рукой жар-птицу, другой стала сгребать яблоки, кроя мавку нехорошими словами. Конечно, ей в змеином плащике, который она выпросила у волка, кроме плясок на морозе, ничего и не оставалось, зато я в своей новой длинной, с большим капюшоном лисьей шубке чувствовала себя очень уверенно и комфортно.

Я на миг подняла глаза — посмотреть, кому там мавка так радостно машет, и увидела Велия и Аэрона в окне нашей комнаты. Аэрон делал руками какие-то загадочные знаки, я еще подумала — вот дурак, пляшет вместе с мавкой! А Велий бился головой о раму. Я сразу решила, что ремонтировал окно не ветреный Аэрон, а этот вот положительный мужчина, ишь, бьется, переживает.

172